Софичка (2016) смотреть онлайн

Когда я вспоминаю бабушку Нину, всегда вижу её в одно и то же время суток — ранним утром, когда первые лучи солнца ещё только щупают окна, а она, закутавшись в шерстяную накидку, сидит на табуретке у печки и греет ладони, натруженные, морщинистые, но полные какой-то внутренней, почти библейской силы. Мы жили тогда в доме, который пах глиной, хвоей и табачной пылью — дедушка курил самокрутки из махорки, а бабушка всё шептала, что «запах этот крепче молитвы держит человека на земле». И хоть она родилась не в Абхазии, а в деревне под Устюгом, что-то в ней было оттуда — тягучее, молчаливое, неизъяснимо сильное. Как будто из тех женщин, что уходят в ссылку и возвращаются через двадцать лет — целыми.

Вот и Софичка, героиня одноимённого фильма, возвращается. Прошло два десятилетия. Жестоких, изнурительных, словно вымеренных по секундам, словно отмеренных по лому в сердце. И никто, даже самые близкие, даже те, кто помнит её девочкой с весёлыми косичками и ногами, вечно забрызганными речной глиной, — никто не знает, что именно она пережила. Потому что такие вещи не рассказываются. Они просто вдыхаются тобой в лицо, как воздух перед грозой, — если ты умеешь дышать чужой болью.

Деревня встречает её нерадостно, но и не враждебно. Тут всё изменилось, и в то же время ничего не изменилось. Те же каменные дорожки, по которым бегали босиком, те же окна, смотрящие на чайные деревья, те же старики, что вечно играют в домино под навесом. Только лица стали другими, молчание — глухим, а память — кособокой, будто переболевшая детским полиомиелитом. Софичка идёт по этой памяти — и каждый шаг для неё, как на лезвие.

Её история — это не рассказ, это заклинание, оберег, горестная баллада, в которой каждое слово несёт за собой целую эпоху. Сталинская ссылка — не фон, а пульс этой женщины. Она не просто была там — она пропиталась той землёй, как хлеб молоком. Она прошла через такое, что никакая человеческая речь не передаст — не потому что слов не хватит, а потому что они не встанут в рот, запнутся в горле, как дети, у которых отняли мать.

И тем не менее, именно в этой тишине, которую несёт Софичка, — сила. Тихая, как ход времени. Тяжёлая, как кувшин на голове абхазской крестьянки, которая, смеясь, шутит, а спина у неё уже в шрамах. У неё была юность — яркая, как цветущая хурма. Была любовь — с таким огнём в сердце, каким не может гореть даже торфяное болото. Была гибель мужа — резкая, как удар ножом, и долгие годы одиночества, неразделённого горя, которое росло в ней, как дикий инжир на каменной трещине.

Актриса, играющая Софичку, не просто играет — она существует. Она движется так, будто каждый поворот шеи, каждый взгляд в сторону — не жест, а молитва. Она говорит мало, потому что в её молчании — больше, чем в речах целого поколения. В одном моменте, когда она гладит подол старого платья, которое привезла с собой из ссылки, — хочется закричать. Потому что в этом движении — всё: и смерть, и предательство, и невозможность вернуть то, что ушло. У меня была тётка Варя, которая так же гладко, с трепетом, трогала свою первую свадебную ленту, хранившуюся в коробке из-под обуви. Она тоже когда-то потеряла мужа. Её лицо в этот момент было похоже на лицо Софички.

А ещё в фильме есть время. Оно здесь не линейное, а словно закрученное в тугой клубок. В один момент Софичка — старая женщина, в другой — смеющаяся девчонка на берегу реки, а через секунду — сгорбленная фигура на фоне чужого снега. Время здесь не просто декорация — это инструмент, музыкальный, болезненный, подчас фальшивый, как старое пианино, но всё ещё звучащий.

Фильм вообще снят как сновидение. Он весь в оттенках неба перед дождём, в звуках дальнего колокола, в запахах мокрой земли и яблок, упавших с дерева и тронутых плесенью. Оператор буквально вылепил кадры — они живут, дышат, у них своя плоть. Особенно сцены, где Софичка вспоминает мужа — такие тонкие, нежные, что невольно опускаешь глаза, словно подсмотрел за чьей-то душой.

И всё же — это не фильм о страдании. Это фильм о выживании. О женщине, которая прошла через ледяную воду, через предательство, через смерть любви — и осталась живой. И вернулась. Чтобы понять, простить, чтобы снова научиться пить чай с мёдом, смотреть на вечернее солнце и не бояться.

Когда экран потемнел, я сидел с комком в горле. И вспоминал бабушку Нину. Как она однажды, когда мне было десять, сказала: «Запомни, внучок, жизнь — это не то, что нам дают. Это то, что мы уносим с собой, когда уходим». И вот Софичка унесла многое. Но и оставила нам — больше.